В статье анализируется трактат Жана Жерсона, выдающегося французского теолога XV в. и канцлера Парижского университета, «Видение о “Романе о Розе”», написанный 18 мая 1402 г. Данное сочинение было создано в разгар так называемого спора о «Романе о Розе», в котором приняли участие выдающиеся интеллектуалы начала XV в., первые французские гуманисты — Кристина Пизанская, Жан де Монтрей, братья Гонтье и Пьер Коль. Трактат представляет собой рассказ о видении, в котором Жан Жерсон якобы присутствовал на судебном процессе, возбужденном против Жана де Мена, автора второй части «Романа о Розе», носившей ярко выраженный мизогинный характер. В статье подробно анализируются литературные приемы, использованные канцлером университета в этом произведении, жанровая принадлежность трактата, а также поднимается вопрос, зачем Жерсону понадобилось перенести настоящие литературные дебаты, которые шли между сторонниками и противниками «Романа о Розе», в выдуманную реальность и придать им характер судебных прений. Автор приходит к выводу, что в основе трактата Жана Жерсона могли лежать представления о сновидениях как о Божественных откровениях, как о предзнаменованиях грядущих бытий. Таким образом, приговор «Роману о Розе» и его автору — и вполне реальных — со Жану де Мену должен был быть вынесен не во сне, а наяву, и не вымышленным персонажем, а самим канцлером Парижского университета.

Эпистолярная полемика между Стефаном Баторием и Иваном Грозным, развернувшаяся в 1576–1578 гг. и достигшая непримиримости в 1579–1581 гг., завершилась благодаря посредничеству Святого Престола. Миссия иезуита Антонио Поссевино в Речь Посполитую и Россию наложила отпечаток на ход дипломатической переписки и переговоров, открыв для сторон новые перспективы на фоне обозначившихся планов по подготовке церковной унии, противостояния Реформации и турецкой угрозе христианским государствам. В статье уточнены выводы предшествующих исследований о ходе переговоров и смещен акцент с проектов Рима на многостороннюю оптику, позволяющую увидеть, как менялись позиции всех трех основных участников в ходе миротворческой миссии. Основное внимание уделено письму Ивана Грозного польскому королю от 29 июня 1581 г., ответу Стефана Батория от 2 августа 1581 г., составленному при участии коронной и литовской канцелярий, а также «речам» Ивана Грозного, представленным в Старице 12 сентября 1581 г. На этих пространных высказываниях завершилась «горячая» эпистолярная и устная фаза в войне Ивана Грозного и Стефана Батория, однако ею лишь открылись усилия Антонио Поссевино по достижению целей Святого Престола.

Европейская культура раннего Нового времени была наполнена различными формами публичной полемики, включавшими университетские диспуты, литературные диалоги, печатную полемику и др. Реформация и последовавшие за ней конфессиональные конфликты добавили к этому и диспуты по религиозным вопросам, также принимавшие разные формы. Религиозные диспуты тесно увязывались с обращением в «истинную веру» и могли быть адресованы как национальной аудитории, так и относительно небольшой группе слушателей. Каким образом эти «частные диспуты» воспринимались и описывались теми, в чьем присутствии они происходили? Аудитория полемистов XVI и XVII вв. была хорошо знакома с аргументами обеих сторон. Что же могло считаться победой в ситуации, когда практически каждый шаг диспутантов был предсказуем? В статье анализируется описание «спора о вере», состоявшегося в 1634 г. в доме Элизабет Кэри, виконтессы Фолкленд между англиканским богословом Уильямом Чиллингвортом и иезуитом Томасом Холландом. Диспут проводился для убеждения дочерей леди Фолкленд, новообращенных католичек и будущих монахинь Энн, Люси, Элизабет и Мэри Кэри, которые переживали религиозный кризис. Описание дебатов сохранилось в написанной дочерями леди Фолкленд биографии матери. Показано, что рассказ о диспуте в тексте тесно увязан с историей перехода матери и дочерей в католичество, представленной как «интеллектуальное обращение» при посредстве рациональных аргументов. Однако в описании основной акцент сделан не на аргументации, а на поведении дискутантов и их эмоциях, что отражает представления полемистов XVII в. о роли эмоций в процессе религиозного обращения и познания истины.

В 1714–1716 гг. во Франции завязалась бурная, хотя и кратковременная полемика о том, каково место Гомера в литературном каноне, как следует оценивать его сочинения и как их надо переводить. С одной стороны, противники Гомера подчеркивали аморальность его героев и композиционные недостатки обеих его поэм, их несоответствие современным эстетическим нормам. С другой — сторонники античного поэта указывали на историческую и культурную специфику его сочинений, которые нельзя судить по меркам другой эпохи. При этом обе стороны использовали одни и те же топосы и риторические фигуры, поскольку публичная полемика подразумевала соревнование в искусстве построения аргументации. В статье рассматривается один из таких топосов, приравнивающий Гомера к художнику, а его сочинения — к картинам, и анализируется его назначение и риторическая действенность.

В статье предпринимается попытка осмыслить феномен религиозного сознания. Ставится задача описать как имманентный опыт, психотехнику (работу над собой), то, что само себя понимает и описывает на своем языке с помощью метафизических понятий. Введение посвящено так называемому «Надгробному слову» московского священника Алексея Мечёва, в свое время проанализированному П. А. Флоренским и В. Н. Топоровым. Непонятным и интригующим в «Слове» является то, что оно составлено себе самому в самом похвальном ключе (а отнюдь не в смиренном тоне, как ожидалось бы) и по существу представляет собой прославление себя самого как святого. В частях I и II предлагаемой статьи этот же феномен рассмотрен на материале сочинений немецкой мистики XIV в.: автобиографии «Vita» констанцского мистика Генриха Сузо (1295/1297–1366) и дневниковых записок цюрихской визионерки Элсбет фон Ойе (ум. 1341/1342), дошедших до нас в подлиннике. И в первом, и во втором случае мы обращаем внимание на феномен двойного голосоведения, когда с самыми уничижительными и смиренными самооценками соседствуют высказывания, наделенные перформативной властью и лишенные всякого сомнения в полной и безоговорочной правоте. Так выглядит замена субъектности: по мере устранения человеческой субъектности харизматика в нем разворачивается субъектность Бога, божественной «искорки» — находящейся в нем, однако иноприродной харизматику эманации Бога, по отношению к которой сам харизматик выступает как инструмент. Не ставящее себе никаких пределов, императивное и безапелляционное обнаружение «искорки» в смиренном самом по себе харизматике соответствует прославлению себя в «Надгробном слове» отца А. Мечёва, что подчеркивается в заключении и эксплицируется в выводах.

В статье рассматривается разновидность «автобиографической печали» — переживания автора, связанные с созданием и публикацией книг. Разнообразные проявления рефлексии и эмоций обнаруживаются в текстах автобиблиографического жанра, который переживал расцвет в эпоху гуманизма и книгопечатания. Эксплицитному выражению авторского «я» в таких, казалось бы, специальных и далеких от субъективности сочинениях способствовал синтез библиографии и биографии, имевший известные античные образцы. Он был характерен и для гуманистических справочников по библиографии, структура которых предполагала включение статьи о самом составителе книги. В работе анализируются два примера таких статей — автобиобиблиографии Конрада Гесснера и Джона Бэйла. Написанные с разницей всего в три года (в 1545 и 1548 гг., соответственно), они, тем не менее, существенно различаются как в аспектах изложения биографии, так и по характеру представления книг. В статье показано, что своеобразие этих текстов в значительной мере обусловлено различиями в самоидентификации и самопрезентации их авторов. Если для Бэйла основополагающее значение имели обретение истинной веры и конфессиональная полемика, то Гесснер, также будучи протестантом, помещает в фокус рассказа собственное становление как автора-гуманиста и взаимодействие с книгоиздателями.

Личный дневник российского государственного деятеля М. А. Корфа представляет собой редкий пример слияния интереса личного и государственного, в частности глубоко личного переживания общественно-политических событий. Большинство записей касаются перипетий в высших институтах николаевской власти (царской семье, Государственном совете, министерствах и специальных комитетах). Эти события, как представляется, составляют основной жизненный интерес автора дневников и вызывают у него наибольший эмоциональный отклик, нередко выраженный в минорных тонах грусти и печали. Не менее эмоционально реагирует Корф на внешнеполитические события, в частности на революцию 1848 г. во Франции, а также на недостаточно быстрый, по его мнению, карьерный рост. При этом традиционные причины для печали, например болезни и смерти коллег и знакомых, вызывают у него лишь холодное любопытство. Образ Корфа в дневниках предстает двояким: индивидуальные черты образованного дворянина середины XIX в. сочетаются с характерным для элиты предыдущего XVIII в. восприятием монарха как сакральной фигуры и соответствующим к нему отношением. Печаль и ее формы, выражаемые Корфом в дневниках, рельефно описывают модель властной иерархии, выстроенную Николаем I. В центре этой модели находится сам император — источник основных радостей и горестей для высших чиновников и придворных, при этом печаль их увеличивается в прямой зависимости от расстояния до него.

Дневник Тараса Шевченко 1857–1858 гг. — текст широко известный и даже культовый, но фронтально пока так и не откомментированный и не проблематизированный. Между тем в нем описывается и осмысляется один из важнейших периодов жизни Шевченко, отмеченный резкой сменой обстановки и самоощущения. На этот период приходятся окончание его солдатской службы и ссылки, возвращение в Петербург и к художественному творчеству, исключительная его популярность как ключевой фигуры украинского нациестроительства. Цель статьи — на примере одной развернутой записи (30 апреля 1858 г.) показать, как многоаспектное комментирование выявляет проблематику текста. Для этого составлен первый с момента введения дневника в научный оборот монографический комментарий к записи, учитывающий многочисленные контексты: исторический, идеологический, биографический, художественный, городской. Кроме того, с учетом оптики перехода, акцентируемой самим автором дневника, предложена интерпретация обнаруженных сюжетов. Результатами исследования стали: прояснение ряда темных и/или не привлекавших внимания пассажей; выявление основной смысловой линии — многофокусного конфликта («прежнее Я» vs «новое Я»; искусство vs власть/ Церковь); высокое искусство vs низкий бытовизм и пр.; проанализированы структура и поэтика записи. Продемонстрировано, как развивается эмоциональный сценарий: от досады к раздражению и далее, через разочарование, к гневу и возмущению; какие риторические паттерны здесь использованы; как автор определяет себя через посредство двух символических фигур — Брюллова и Крылова. Художник и поэт, они репрезентируют две ипостаси самого Шевченко и одновременно функционируют как инструменты, при помощи которых он анализирует собственное прошлое и начавшийся новый этап своей биографии.

В статье разбирается вопрос об особенностях цифрового чтения личных дневников на основе анализа двух проектов Фила Гифорда с публикацией дневника Сэмюэля Пипса — на специально посвященном дневнику сайте и на микроблоговой платформе «Твиттер». При обсуждении жанра личного дневника и его публикации, как правило, на первый план выходит проблема приватности и ее нарушения, которая видится центральной для понимания впечатлений и переживаний читателя, «погружающегося» в чужую частную жизнь и испытывающего одновременно и чувство вины, противопоставляющее - его автору/герою, и ностальгию по упущенным возможностям, сближающую его взгляд на текст с тем, что мог бы иметь сам дайарист, перечитывающий свои записи. Обращение к формам публикации дневника в пространстве Интернета, которые преследовали цель «живого чтения» и предполагали модель принципиально отличную от чтения печатной книги, позволяет обратить внимание на другие аспекты восприятия читателем чу жого личного дневника, обусловленные особенностями медиа и - повседневными практиками. Анализ образа самого Пипса, его текста, а также прошлого в целом, какими они предстают в комментариях пользователей обоих проектов, затрагивает три основных аспекта фреймирование читаемого текста, включенность дневника в — влияние медиа на восприятие нарратива, повседневность читателя. Сопоставление двух проектов, выявляющее существенное различие в восприятии одного и того же текста в полном соответствии с идеей Маршалла Маклюэна «медиа есть сообщение», проблематизирует и без того подвергающееся критике жанровое определение дневника и его характеристик. Комментарии пользователей позволяют говорить не только об иных механизмах формирования ощущения приватности и близости к автору, которые считаются одними из важнейших для определения жанра дневника, но и о том, что в вопросе приватности при определенных практиках чтения личных дневников ракурс «подглядывания» может меняться на противоположный — ракурс вмешательства дневника в частную жизнь читателя.

В Третьяковской галерее хранится портрет дамы в голубовато-зеленоватом платье и тюрбане, написанный Владимиром Лукичом Боровиковским. В последнем по времени каталоге он назван портретом г-жи де Сталь, но эта атрибуция сопровождается знаком вопроса в скобках. Отождествление модели Боровиковского со знаменитой французской писательницей Жерменой де Сталь (1766–1817) возникло столетие назад. Поводом для него послужил, скорее всего, тот несомненный факт, что Сталь в 1812 г. провела три недели в Петербурге, где жил Боровиковский, а также некоторые совпадения облика женщины, изображенной на портрете, с тем, что известно о внешности писательницы. Никаких других доказательств до сих пор предъявлено не было. В статье приводится целый ряд «особых примет» госпожи де Сталь, свидетельствующих о ее решительном несходстве с дамой на портрете. Так, у дамы с портрета на голове тюрбан. Г-жа де Сталь в самом деле любила тюрбаны, однако на портрете тюрбан голубовато-зеленоватый, а про Сталь мемуаристы и через много лет утверждали в один голос, что ее тюрбан всегда был красный или малиновый. Дама на портрете обвешана украшениями: жемчужное бандо, браслет, серьги, ожерелье. Ни на одном из известных портретов у Сталь нет вообще никаких украшений. И наконец, едва ли не главная «улика», а точнее, ее отсутствие. Все, кто писал о Сталь, описывают жест, сделавшийся практически ее эмблемой: она всегда вертела в руках веточку или листок бумаги; так она изображена на многих французских портретах. Но у дамы Боровиковского руки пусты. Немаловажно также, что не только в мемуарной книге «Десять лет в изгнании», но и в дневнике 1812 г. Сталь ни словом не упоминает ни о каком сеансе позирования. Все это заставляет прийти к выводу, что на портрете Боровиковского изображена не она.

В центре статьи — анализ эмоциональных контекстов биографии леди Оттолайн Моррелл (1873–1938), написанной известным автором Мирандой Сеймур (1992). Основная исследовательская эмоция в этой биографии — досада, печаль и сожаление. Поводом для этого является «несправедливое» изображение леди Оттолайн Моррелл в мемуарах и в художественных текстах, причем в подавляющем большинстве случаев она изображена в иронически-пародийном ключе. Особое внимание уделяется взаимоотношениям между Вирджинией Вулф и леди Оттолайн Моррелл. В статье рассмотрены случаи необъективных репрезентаций и исследовательские эмоции биографа. Другой повод для эмоциональной реакции биографа — невозможность в некоторых случаях доискаться «правды» из-за посмертной редактуры родственниками дневников и мемуаров леди Оттолайн Моррелл. Имея доступ к недоступным ранее документальным источникам, Миранда Сеймур восстанавливает в полном объеме биографию леди Оттолайн Моррелл. Помимо печали, Миранда Сеймур демонстрирует искреннее восхищение своей героиней и последовательно защищает ее от неадекватных интерпретаций.

Статья посвящена профессионально-творческим аспектам биографии старшей дочери Зигмунда Фрейда Матильды Холличер, урожденной Фрейд, чье жизнеописание в данном случае оказывается представлено в качестве точки схождения нескольких исследовательских траекторий. К числу последних относятся такие направления, как история психоаналитического движения и проливающие свет на жизнь и деятельность основателя психоанализа биографические штудии, в том числе тематизирующие его повседневные практики. Одновременно с этим исследование сфокусировано на обнаруживаемой в описании жизни Матильды Холличер, во многом типичной для представительниц ее поколения, связи с сюжетом, касающимся смещения практик женского творческого труда из невидимой зоны домашней работы в плоскость профессиональной самореализации в публичном пространстве, имевшего место в ХХ в. Рассматривая деятельность Холличер в качестве раскрывающего данную тенденцию показательного примера, настоящая статья в то же время намечает эскизную картографию связей семьи Фрейд с миром текстиля и одежды. Это открывает не задействованные ранее возможности освещения ряда эпизодов истории психо-аналитического движения, равно как и биографии его основоположника, а также позволяет наметить дополнительные перспективы осмысления наследия основателя психоанализа.

В статье рассматривается соотношение индивидуального и коллективного в современной массовой фотографии, которая помещается в исторический контекст позирования для заказных портретов. Характеризующие эту традицию индивидуализация и (авто)биографический вымысел получили резкую оценку в теоретических статьях Александра Родченко и Осипа Брика конца 1920-х годов. Критикуя воспроизведение живописных клише в современной им фотографии, данные авторы видели в этих условных элементах ненужную красивость, заслоняющую и искажающую реальный мир. Реальность для Родченко и Брика определялась взаимодействием социальных сил, и достаточным основанием для осуждения фотографий было обыкновение изолировать портретируемого в обстановке студии. Центральное для рассуждений этих теоретиков понятие клише, или «штампа», в данной статье рассматривается, напротив, как имплицитное указание на коллективный аспект каждого отдельного портрета. В первой части статьи исторические прототипы современной массовой портретной фотографии анализируются с точки зрения формирования классовых и гендерных стереотипов. Идея имплицитной коллективности, присутствующей в стилистически близких изображениях, получает развитие во второй части статьи, где фотографическая серия Яны Романовой «W» рассматривается через призму концепций Лорен Берлант («задушевная публика», «женские жалобы») и Гейл Лезерби («авто/биография»).

В секретной аналитике израильских ведомств конца 1970-х годов сквозит тревога в связи с ростом неширы — эмиграции выехавших по израильской визе советских евреев в страны Запада. Нешира шла об руку с другим тревожным феноменом — йеридой, отъездом новорепатриировавшихся советских евреев из Израиля в Европу или Америку или возвращением их в Советский Союз. О последнем явлении с совсем иной интонацией твердила советская пресса; сведения о «реэмигрантах» содержатся и в советской секретной межведомственной переписке. В статье анализируются негативные впечатления новых иммигрантов от Израиля — как тиражируемые в антисионистских публикациях в советской печати, так и изложенные в эго-документах, причем вторые верифицируют содержание первых, и обсуждается то, как оценка иммиграционного опыта связана с системой ценностей этих недавних советских граждан, проводимой ими социальной стратификацией и представлениями о человеческом достоинстве.

Статья посвящена понятию меланхолии, применяемому в психоаналитических, гендерных и постколониальных исследованиях, в контексте изучения диаспоры и ее литературы. Диаспоральная меланхолия связывается исследователями с травмирующими событиями исторического прошлого диаспоры и утратой исторической родины, мыслимой в качестве идеальной абстракции. В то же время в исследованиях литературы корейской диаспоры в США в качестве альтернативного «меланхолии» термина часто используется культурно и политически маркированное понятие хан, как правило обозначающее сочетание гнева, печали и отчаяния. Значение коллективного национального эмоционального состояния возникает у понятия хан не раньше колониального периода, однако именно это значение становится востребованным как в Южной Корее (в учениях некоторых христианских церквей и сфере искусства), так и у корейской диаспоры в США — в литературных текстах и научных работах. В этих работах хан воспринимается как врожденное чувство, определяющее этническую идентичность, и несет в себе неустранимый даже во втором поколении остаток памяти об исторической родине, препятствующий ассимиляции в американском обществе.

Летом 1879 г. В. Г. Короленко проезжал по территории Русского Севера на восток, в Вятскую губернию, в ссылку. Он тогда записал в своем дневнике, как на границе Костромской и Вятской губерний (в д. Дюково нынешней Костромской области) народ бурно отмечал некий праздник. По мнению Короленко, это было Всесвятское воскресенье и заговенье перед Филипповым (Рождественским) постом. Однако расчет времени показывает, что на самом деле тогда наступал Петров пост, а не Филиппов. Получается, что Короленко ошибся в послепасхальных неделях и перепутал два из четырех ежегодных православных постов: летний пост у него назван зимним. Столь странная оплошность означает оторванность молодого литератора от тогдашней живой народно-православной повседневности. В связи с этим в статье исследуется вопрос о религиозности Короленко, а также о времени и степени его ознакомления с традициями и бытовой повседневностью русского народа. Рассматриваются свидетельства об умонастроении Короленко в некоторые периоды его жизни, в том числе свидетельства автобиографические — из его книги «История моего современника». Делается вывод, что, судя по всему, даже наивная детская религиозность Короленко не была чересчур уж простой и ориентированной на обрядность. А затем, в молодости, у него выработалась своего рода внецерковная религиозность, для которой календарные и иные формальности не имели значения.

Рецензия на: Паштова М. М. Фольклор черкесской диаспоры: локальная традиция и ее носитель. Майкоп: ИП Паштов З. В., 2020. 338 с.