В статье анализируются возможности применения теории конструирования ниш для изучения медиапамяти. Авторы рассматривают медиапамять как механизм производства, хранения и забвения коллективно разделяемых представлений о Прошлом в цифровой среде, интегрировавшей всю человеческую культуру в пространство медиа. Теория конструирования ниш позволяет объяснить процессы формирования коллективной памяти и показать ее соотнесенность с индивидуальной памятью, экстраполируя методологию биологической науки на гуманитарную область познания. В статье проанализированы основные идеи Ричарда Хирсминка о роли экологии памяти и распределенных идентичностей в конструировании нарративных ниш, которые наследуются и видоизменяются в результате индивидуального, а также коллективного творчества по воспроизводству представлений о Прошлом. Логика конструирования ниш памяти в цифровой среде обусловлена способом производства медиаконтента, типами поведения индивида в социальных сетях и особенностями взаимодействия с информационными технологиями. По мнению авторов, цифровые посредники в виде технологий и социальных медиа оказывают существенное влияние на конструирование индивидуальных и публичных нарративных ниш, обеспечивая возможность их взаимоперехода.

Начиная с 1870-х годов в европейском и американском общественном сознании получает широкую известность образ «доисторического человека». Его облик реконструируют палеоантропологи и анатомы; под руководством исследователей «первобытности» его воссоздают художники. Со страниц иллюстрированных журналов он глядит, как живой — волосатый, длиннорукий, сутулый, а писатели-фантасты допускают непосредственную встречу с ним. Европейские освоители Гималаев и Тибета конца XIX — начала XX в. были читателями этих журналов и книг, а их картина мира включала реконструированный облик неандертальца. Они легко могли бы опознать его при встрече и в этом смысле были к ней готовы. Встреча состоялась — реликтовый гоминид обнаружился в легендах о «снежном человеке» центральноазиатских высокогорий. Так возникла гоминология, занявшаяся поисками этого персонажа (в основном с 1950-х годов). Инструментом интерпретации местных фольклорных текстов явились смелые, но так и не подтвержденные палеоантропологические гипотезы: ни объект поисков, ни продукты его жизнедеятельности, ни его останки не были найдены, а значит, за данными текстами не стоит ничего, кроме локальных образов «низшей мифологии», хотя и весьма специфических.

В статье рассматривается сценическое воплощение ряда популярных русских революционных песен в 1920-е годы в Советской России / СССР. Американская танцовщица Айседора Дункан, работавшая здесь в 1921–1924 гг., использовала их в качестве основы для хореографических работ. Анализируется предыстория данных постановок: танцевальная «революция», совершенная Дункан в начале ХХ в., и революционные мотивы в ее хореографии 1910-х годов. Еще один аспект творчества американской танцовщицы — ее интуитивное стремление к не концептуализированному в то время жанру перформанса, которое усилилось в контексте русской революции и экспериментального искусства первых послереволюционных лет. Приводятся примеры выступлений Дункан, которые вполне могли бы вписаться в контекст современных перформативных практик — иммерсивных, парципаторных и сайт-специфических, хотя обычно Айседора работала в рамках традиций XIX в. — выступала с программой из двух отделений в сопровождении оркестра или пианиста, тщательно выстраивала хореографический рисунок. Но автора статьи интересуют скорее революционные для того времени попытки Дункан выйти за пределы сцены и вовлечь зрителя в действо, стирая границу между художником и зрителем, искусством и жизнью.

Фильмы Джона Форда наглядно демонстрируют изменения культурного контекста войны на Тихом океане, а также образа Второй мировой войны в боевых фильмах 1941–1945 гг. Данная работа посвящена отражению Тихоокеанской войны, а также ключевым моментам героизации истории Второй мировой войны в американском кинематографе. В статье ставится задача проанализировать связь образов войны в фильме «Седьмое декабря» с теми, что были представлены в американских газетах, карикатурах, выступлениях политиков — это поможет исследовать проблему визуализации войны не изолированно, а в широком социокультурном контексте. Рассматриваемый фильм — удачный пример сотрудничества Джона Форда с Грегом Толандом. В фильме определены характер и механизмы взаимовлияния данных образов войны: например, как материалы периодической печати влияли на фильм Форда и Толанда, как выступления американских политиков преломлялись и отражались в фильме, как на творчество режиссера влияли визуальные образы карикатур.

Цель статьи — рассмотреть возможности, которые открывает перед публичной историей и популярной наукой жанр альтернативной истории в произведениях о космических и научно-технических достижениях ХХ в. Жанр альтернативной истории, во-первых, показывает, что научные открытия и изобретения являются не менее важными фактами новейшей истории, чем войны и политические противостояния. Во-вторых, за счет намеренно антонимичных хрестоматийной истории сюжетов (например, «на Луну первым высадился Алексей Леонов») альтернативная история провоцирует зрителей к изучению и задокументированных событий. И, наконец, с помощью трансмедийного сторителлинга и современных цифровых инструментов (например, 3D-модели лунной станции) в исторические проекты можно встроить темы естественных и инженерных наук. Кроме того, трансмедийный сторителлинг предполагает расширение опыта аудитории, которая получает возможность не только смотреть сериал, но и включаться в игровые и краудсорсинговые практики. Трансмедийные проекты, основанные на нарративах альтернативной истории, позволяют привлечь внимание к многовариантности прошлого, к непредопределенности событий и идеологических схем новейшей истории, истории холодной войны и первой космической гонки.

Статья посвящена рассмотрению влияния образа царя Давида на образ Ирода Великого. Сопоставления этих двух фигур и выявления связи между ними, а также степени влияния одной на другую до сих пор не проводилось. Автор предполагает, что история Давида в период Второго Храма стала мифом, посредством которого легитимировалась царская власть. Через параллельное сравнение характерных отрывков жизнеописаний Давида и Ирода в статье даются ответы на несколько вопросов: является ли сходство двух биографий случайным; почему для описания истории Ирода был выбран образ Давида; какие религиозные мотивы могли обусловить этот выбор. Автор, используя ролевую теорию Сундена, утверждает, что Ирод оказался похожим на библейского царя не только в силу творческих усилий хронистов: он мог лично идентифицировать себя с ветхозаветным образом. Религиозные традиции иудейского общества оказали влияние не только на иерусалимский культ или на литературу данного периода, но и на политическую сферу.

В статье рассматриваются фигуры дурного епископа и тирана в «Житиях отцов Меридских». Показана взаимосвязь фигур короля и епископа, с одной стороны, и тирана и плохого епископа, с другой. «Тираническая» риторика указывает на связь дурного епископа с демоническими силами, его принципиальную чуждость христианскому сообществу как члена corpus Antichristi, в силу чего он разрушает вверенное ему сообщество (ciuitas), которое потому страдает от общественных беспорядков, голода и мора. В свою очередь, ciuitas понимается как сакрализированное социальное пространство, организованное в соответствии с идеальным божественным порядком. Поэтому любое действие по ее профанации являлось актом тирании. Истинный епископ задавал единство всех элементов христианской общины, согласие и благополучие в которой зависели от поддержания порядка сакрального. Ключевыми составляющими таким образом понятого ciuitas были храмы и реликвии, связь которых обеспечивал епископ. Попытки захвата этих объектов и нападки на главу общины предстают в «Житиях отцов Меридских» как главные тиранические действия именно потому, что они нарушали функционирование сакрального пространства ciuitas.

Ордынский выход (выплата) являлся выражением прямых поступлений с русских земель в ханскую казну. Он расценивался как безвозвратные издержки — «татарские проторы». Тяжесть этих убытков должна характеризоваться только в связи с конкретными выражениями сумм выплат. Однако такие цифры известны фрагментарно и только для времени конца XIV — начала XVI в. Несмотря на точность и достоверность источников — духовных (завещательных) и договорных грамот князей, их информация трудно поддается согласованию и вызывает различные трактовки конкретных и общих номинальных сумм, выплачивавшихся русскими князьями в ханскую казну. Важной остается проблема, являются ли представленные в актовом материале суммы щепетильно точным или условным выражением причитающихся с княжеств выплат (показывая только долю, которую князь обязан покрыть из налоговых сборов). Модель функционирования условной системы расчета суммы выхода предложил В. А. Кучкин. Однако П. Н. Павлов рассматривал эти суммы как роспись реальных сборов с каждого владения в общую сумму выхода в тот или иной период. Анализ свидетельства духовных и договорных грамот, летописных свидетельств позволяет утверждать, что между суммами ордынского выхода и количеством налогооблагаемых хозяйств существовала прямая зависимость. Можно обоснованно предполагать, что введенные монголами при переписи населения нормы счета налогооблагаемых объектов и рекрутского призыва в десятичных единицах отразились и на расчете налоговых поступлений. Принципом таких расчетов могли быть условные тысячи, на следы которых обратил внимание В. А. Кучкин. Столицы удельных княжеств вполне могли стать центрами таких тысяч. Прямые и косвенные свидетельства позволяют предположительно назвать целый ряд таких городских и княжеских центров.

В фондах Научной библиотеки Московского государственного университета хранится небольшое число древнерусских актовых документов, поступивших в собрание разными путями. Две ранее неизвестных грамоты 1630-х годов поступили в собрание в разное время. Их объединяет то, что обе касаются землевладения в Костромском уезде Московского государства. Ввозная грамота, данная в 1631 г. братьям Ивану и Василию Ромодановским на земли, ранее принадлежавшие дьяку Марку Поздееву, предъявлялась следующими владельцами при межевании второй половины XVIII в. Расписка помещика Василия Васильевича Бестужева — ценнейшее свидетельство существования документального оформления частного сервитута. Оба документа содержат сведения о лицах и отношениях, не отраженные в существующей научной литературе. Грамоты публикуются с комментариями.

Статья посвящена использованию в исторических исследованиях эго-документов, полученных в ходе осуществления следственных действий. Для обозначения происхождения источников этого типа вводится понятие «инквизиторская антропология». В содержание этого термина входят практики наблюдения, агентурного осведомления, работа с доносами частных лиц, допросы подозреваемых и сбор свидетельских показаний. В статье представлены генезис подобных практик, их родовые свойства и видовые отличия. Дана характеристика свидетельств, формируемых «инквизиторской антропологией», и обоснована необходимость научной критики источников этого типа. В статье представлены ситуации, в которых обращение к источникам «инквизиционного» происхождения не имеет альтернатив. Особенное внимание уделено анализу архивно-следственных дел и протоколов партийных собраний, сформированных в советской России в 1930-е годы.

В статье анализируется переписка крупнейшего английского египтолога сэра А. Х. Гардинера и выдающегося русского востоковеда, создателя коллекции египетских древностей, легшей в основу коллекции ГМИИ имени А. С. Пушкина, В. С. Голенищева. В корреспонденции между двумя учеными не раз поднимались вопросы, связанные с переводом древнеегипетских текстов. В ходе их обсуждения оба ученых высказывали свои взгляды на правила синтаксиса египетского языка и на то, как необходимо правильно переводить египетские тексты на современные языки. Представленные в статье письма из их многолетней переписки позволяют пролить свет на те принципы, которых придерживались оба ученых при работе над переводами египетских памятников. Особое внимание уделяется разбору взглядов В. С. Голенищева, поскольку выдающийся востоковед за годы своей долгой жизни не оставил после себя ни единого труда, в котором бы систематически были представлена его точка зрения на различные вопросы египетской филологии. Показано, что при работе над переводом египетских текстов Голенищев особенное внимание уделял вопросам синтаксиса и выявлению стилистических и смысловых нюансов, которые приобретали различные фразы египетского языка в определенном контексте. При этом в меньшей степени Голенищева интересовали вопросы морфологии египетского глагола; крайне сдержанно он оценивал возможности египетской филологии на современном ему этапе ее развития.

Статья обращается к судьбе олова в России — будучи импортируемым металлом, промышленных разработок которого Россия не имела, к XVII в. оно стало важной статьей внутренней торговли и широко распространилось в обиходе всех сословий российского общества, включая крестьянство. В фокусе внимания автора — главным образом бытование олова и оловянных изделий в народной традиции: показана широта сфер применения олова в традиционной культуре (помимо бытовой, это сфера обрядности и народной медицины). Сведения исторического и этнографического характера используются наряду с данными народных говоров и фольклора для реконструкции русского культурно-языкового «портрета» олова. Выявляются свойства олова, наиболее релевантные для наивного носителя языка и, соответственно, закрепленные во вторичной семантике слов, образованных от названия рассматриваемого металла, и в контекстах с их участием.

В статье на основе этнолингвистического анализа определяется роль рыбы в рационе крестьян Архангельской и Вологодской областей. Выявляются состав рыбного рациона, уникальные пищевые предпочтения отдельных групп населения, культурно-языковая символика рыбной пищи. Основным источником материала послужили картотека Словаря говоров Русского Севера, а также диалектные словари, охватывающие севернорусские территории. Рассмотрены наименования блюд (жарега, уха по балкам, тресковик, латка, молеватик и пр.), способов приготовления, хранения и употребления рыбы (межонная рыба, рыба с душком; сырком, мачко, рыба мачком и пр.), а также коллективные прозвища, восходящие к ихтионимам. В условиях артельного промысла и необходимости продажи рыбы или сдачи ее государству на крестьянский стол редко попадала ценная рыба, что определило популярность блюд из ерша и другой мелкой рыбы. Анализ коллективных антропонимов позволяет определить основные виды употребляемой рыбы: ерш (ершееды, ершеглоты), корюшка (ряпуса, корюшинья), треска (трескоеды) и пр. Прозвища фиксируют локальные пищевые привычки, например, употребление слабосоленой или заквашенной рыбы (сыроеды, кислая камбала), субпродуктов (кукшееды), которые сформировались под влиянием кулинарной традиции прибалтийско-финского населения этих территорий. Специфика рыбного рациона была маркером, дифференцирующим локальные группы населения, проводящим границы между «своей» и «чужой», городской и сельской пищей и пр. В антропонимах также прослеживается противопоставление крестьян-земледельцев, рацион которых составляли мучные блюда, и жителей деревень, занимавшихся рыболовным промыслом (тестоеды, опарники — хайдуки-рыболовы).

В работе идет речь об анатомии идиомы варфоломеевская ночь и о причинах ее популярности в контексте предреволюционной и раннесоветской истории: анализируются слухи этой эпохи о готовящейся «варфоломеевской ночи», определяется их место в слуховой реакции на значимые социально-политические преобразования начала XX в. С середины XIX в. выражение варфоломеевская ночь встречается в публицистике, исторической литературе, школьных учебниках и др., затем активно используется в левом политическом дискурсе начала ХХ в. в контексте высказываний о жестокости царского режима. В большевистской риторике идиома встречается в угрозах политическим оппонентам. Слуховая реакция периода Гражданской войны и первых советских лет на подобное словоупотребление в публичных текстах и выступлениях выражается в массовых паниках, связанных с ожиданием расправ над различными социальными, этническими, конфессиональными группами. Слухи о «варфоломеевской ночи» 1920–1930-х годов органично вписываются в общий контекст раннесоветских эсхатологических настроений, когда послереволюционный слом привычного порядка актуализировал представления о «последних временах».

Статья посвящена выявлению роли русского приятельского обращения старина. Исследование его употребления проводилось методом корпусного анализа (анализ основного, устного и параллельного корпусов Национального корпуса русского языка) и методом сопоставления с контрольным образцом, близким по ряду параметров приятельским обращением старик без семантики возраста. Выяснилось, что приятельское обращение старина редко встречается в живой разговорной речи, но устойчиво (в трети контекстов в основном корпусе НКРЯ) употребляется в русской художественной литературе, описывающей заграничную жизнь, в фантастической литературе и пр. В речи литературных персонажей, говорящих на условном иностранном языке, это слово является копией несуществующего оригинала. На возникновение такой роли, по-видимому, повлияло использование слова как кальки аналогичных галлицизмов и англицизмов: mon vieux ‘старина, дружище’ (букв. «мой старик»), old man (букв. «старик») и пр., начиная с переводов Беранже, Джека Лондона и др., что придало слову коннотации «заграничности». В статье также освещается эволюция обращения старина (в НКРЯ с конца 1820-х годов как обращение к пожилому человеку простого звания), которая могла обусловить выбор именно этого слова для калькирования обращений типа mon vieux. В широком смысле исследование демонстрирует принципиальную возможность формирования у языкового средства роли копии несуществующего оригинала, т. е. симулякра по Бодрийяру.

Рассматриваются существительные ж. р., обозначающие лиц женского пола (феминитивы), которые появились в русском языке в течение последних двух лет. В период пандемии COVID-19 наблюдается бурный рост деривационной активности, появляются новые обозначения человека, при этом дериваты ж. р. изучаются фрагментарно. Используются словари неологизмов 2021 г., интернет-ресурсы и медиатексты. Цель работы — определить способы и модели словообразования, мотивирующие слова, выявить значения новых феминитивов; используются семантический, словообразовательный и структурно-семантический методы. В результате установлены 15 моделей деривации неофеминитивов от агентивов м. р. и ж. р., конкретных, абстрактных существительных. Делается вывод о высокой активности и продуктивности аффиксации и сложения. Определяется семантика новых феминитивов, которые, как и агентивы м. р., обозначают человека по профессиональной и непрофессиональной деятельности, по отношению к различным сторонам жизни в период пандемии. Корпус новых номинаций человека состоит из ассиметричных частей, количественная асимметрия проявляется в том, что в указанном словаре номинации ж. р. составляют 11% от всех агентивов; семантическая асимметрия проявляется в том, что феминитивы преимущественно обозначают женщин, в то время как агентивы м. р., как правило, называют человека безотносительно к полу, по принадлежности к группе людей, что выражается присутствием в узусе форм мн. ч.

Рецензия на: Соколова А. Новому человеку — новая смерть? Похоронная культура раннего СССР. — М.: Нов. лит. обозрение, 2022. — 436 с.: ил. — (Studia religiosa).