О лингвопрагматике русских демонимических проклятий

Аннотация

Статья продолжает цикл исследований авторов, посвященный лексике русских проклятий, и направлена на изучение лингвопрагматических особенностей проклятий, в которых упоминаются названия нечистой силы. Демонимы называют эталонного актора злопожеланий, а проклятья с их участием - «архетип» злопожелания, поскольку апеллируют к «образцовому» воплощению идеи зла. Несмотря на это, проклятья с демонимами не являются самыми частотными, а число эвфемистических замен в них особенно высоко. Это связано с тем, что в этом случае проклинающий нарушает сразу два табу - произносит перформатив-злоречение и называет по имени врага рода человеческого: оба эти действия являются опасными и непристойными. Чтобы смягчить перлокутивный эффект подобного речевого акта, используется иносказание. В статье анализируются механизмы шифрования демонимии (выбор таких наименований демонов, которые представляются говорящему более «мягкими», чем их основные имена, например, леман вместо леший; местоименные обозначения черта или лешего и т. д.); производится сопоставительный анализ функционирования демонимов в нарративном (например, быличка) и диалоговом (проклятье, отсылка) коммуникативных режимах. Диалоговый режим коммуникации требует от демонима словообразовательной экспрессии, и наоборот, демонимы в «задабривающих» словообразовательных формах имеют меньше шансов попасть в бранные формулы; практически не встречаются в проклятиях и демонимы, образованные от имен собственных (дядя Миша ‘черт', Сысой ‘леший'). В статье определяются причины различий такого функционирования; исследуются отдемонимные метаязыковые глаголы, называющие акт злопожелания (чертыхаться, лешакаться с их диалектными и просторечными вариантами и производными, бесыкать, сатанить, а также глаголы с корнем клят-: клясть, проклинать и др.).